В киноклубе идет неделя фильма «Спор садов» Рауля Руиса. Прежде чем перейти к следующему фильму, почитайте конспект
лекции ландшафтного архитектора Мартина Рейн-Кано. Родом он из Аргентины, и уже
в юном возрасте интервьюировал Хорхе Луиса Борхеса - в презентации даже была
черно-белая фотография маленького Мартина, сидевшего чуть ли не на плече у
писателя. Сейчас Рейн-Кано живет в Берлине, руководит собственным бюро Topotek1, выполняет проекты
по преображению среды (городские парки, небольшие участки общественных
пространств, сады и так далее), создает необыкновенные экспозиции, говорит на
нескольких языках, смотрит кино (!) и выступает с лекциями в Европе и не
только. Несколько раз приезжал в Россию. Зимой в Петербург Мартин Рейн-Кано был
приглашен в жюри конкурса на разработку концепции парка вокруг нового жилого
комплекса в Выборгском районе. На Новой сцене Александринки архитектор прочитал
открытую лекцию, в которой не только рассказал о реализованных проектах, но и
поделился своими мыслями о ландшафте как метафизической категории, частично
продемонстрировал свой киноманский список, неполиткорректно шутил про эстонцев
и чувства верующих, рассуждал о мечтателях-экзистенциалистах и сообщил
слушателям, что женат на композиторе.
Предварительно еще замечу, что это вольный тезисный конспект
с моими пометками, а не дословная расшифровка лекции.
Мартин Рейн-Кано
Все начинается с литературы, с языка, с некоего текста,
который ландшафтный архитектор или художник либо зашифровывает, либо
расшифровывает. Об этом он говорит и в интервью журналу "Проект Балтия".
*
Кадры из фильмов, о которых я думала в контексте будущего
киноклуба, - все как на подбор: Антониони, Ален Рене, Пазолини, Гринуэй… Да что
же это такое, он пересмотрел все мои любимые фильмы. Причем он не чурается популярного
кино, детских мультфильмов и даже… О боже, Сильвестр Сталлоне! Скульптура
боксера Рокки – заметный объект скульптурного парка перед Художественным музеем
Филадельфии. Таким образом, плохой актер становится фигурой реальности,
особенно будучи выполненным в бронзе. Город братской любви в восторге: все
лучше, чем пускать мазню Сталлоне-художника в Инженерный замок.
Этому примеру вторит деревня в Новой Зеландии, где снимали
фильм «Властелин колец». Деревню стали называть «деревней хоббитов», то есть на
ровном месте возникла новая легенда, включенная в нарратив целой нации. Толпы
туристов сходны с толпами желающих посетить замок Бран под городом Брашов,
только вот господарь Влад Цепеш, в отличие от хоббитов, существовал на самом
деле.
*
В диснеевской «Алисе в стране чудес» показан пестрый пейзаж
из какого-то прекрасного сна. Для обыденности подобная среда кажется
нефункциональной, нелепой и неуместной, однако именно к этому иногда и
стремится ландшафтный архитектор. Так называемый wow-эффект возникает особенно при
совпадении несовпадаемого, в результате мышления «вне рамок», как говорится у
креативщиков и ученых, out of the box
или out of scale.
*
Понятие «город» родом из Средиземноморья: еще древние знали
о том, что такое полис, как его формировать, как им управлять и как его
оформлять. Средиземноморское видение источника цивилизации противоречит «северному»
подходу с его суровыми шаманами в лесах. Что такое Nordic forest, мы убедились на
примере фильма «Северяне», пусть и в пародийно-утрированном виде.
*
Идеи бесконечности, текучести и мистицизма в текстах Борхеса
– это все о садах и парках, в том числе и европейских. Так, руины Стоунхенджа в
Англии живописно зарастают травой - многовековые легенды обрастают новыми
смыслами.
Любимое здание архитектора - церковь в Сиракузах, в которой
объединились греческий храм, романская архитектура и нарочитый испанский
колорит. Как и у Борхеса с его текучестью и непрерывностью, каждая новая власть
приносила в эту церковь свою историю, новый смысловой слой.
*
Фотограф Ансель Адамс, представитель Нового видения и группы
F/64, очень любил
природу. Его пейзажи со сказочными горными вершинами и нетронутыми водопадами
достойны реалистичных кадров из голливудских фильмов.
Слева: Забриски-пойнт, 1942. Справа: Дорожка в Мьюирском лесу, 1919.
*
На английском слова highway и parkway могут
обозначать как одно и то же (автострада, шоссе, магистраль), так и быть, в
сущности, антонимами: highway
– шоссе, parkway –
аллея парка. Почему так получилось? Наверное, одна из главных бед 20 века – не
русская революция, а повсеместное превращение тенистых аллей и садовых тропок в
автодороги с односторонним движением. Формально же такое сходство терминов
позволяет заимствовать графическое решение дорожек в парке у автомагистралей –
декоративный эффект, особенно при панорамных снимках, будет непревзойденным.
В проекты бюро Topotek1 то и дело проникает графический дизайн, даже несмотря на
вроде бы другую специфику: у фирмы есть несколько проектов со всевозможными
линиями на плоскости.
*
Идеальный мир пейзажного парка сначала был нарисован и лишь
потом посажен. Только увидев романтику из величественных дерев и мифических
колоннад на полотнах Лоррена и Пуссена, садоводы всерьез начали претворять в
реальность свои мечты о ливанских кедрах в британском климате. Готический замок
на зеленом холме, а вокруг него естественный водоем и нежная беседка на лужайке
– вот что противопоставляли барочному парку мэтры английского сада. Кроме того,
английской аристократии хотелось, чтобы их участок казался больше, шире,
просторнее – отсюда и эта китчеватая трехмерность (заключенная в самом термине «живописный»,
словно попадаешь в трехмерную живописную картину), фактически скопированная
садовниками с картин французских пейзажистов. Парк Лоррена или Пуссена – как тот
слоеный пирог: идентичности (разные геологические и культурологические слои) наслаиваются
друг на друга, создавая динамику.
Что касается барочного парка, то в его строгости и
выверенности Мартин Рейн-Кано находит общее с идеями Ле Корбюзье, школы Баухауса
и прочих модернистов: их тяга к абсолюту власти (будь то король, партия или
архитектор) и совершенству формы (круг, прямоугольник) восхищает и ужасает
одновременно. В их проектах (к счастью, не всех) диктат человека над природой
приобретает страшные формы: вокруг безупречных зданий можно встретить, скорее, зарегулированное
кладбище, но никак не оазис живой природы.
*
Кадр из фильма «Кентерберийские рассказы». Нет, я не хочу их
показывать в киноклубе, но какой сад, какой прекрасный сад! История садов – это
нарратив, почти библейский, и даже без «почти»: так или иначе, все пошло из
Эдема. Только, в отличие от райского сада, сад рукотворный нужно все время
культивировать, он сам собой не растет.
*
17 век, Клод Лоррен со своим зеркалом – и опять 17 век, рисовальщик-следователь,
подписавший контракт и собирающий улики. Фильм-фотоувеличение Питера Гринуэя –
это фотоувеличение наоборот: у Лоррена природный парк, в «Контракте
рисовальщика» - достижение барочного (насколько это было возможно в 1983 году)
садовода. И да, скорость имеет значение! Восприятие ландшафта зависит от
скорости передвижения. Регулярный сад создан для пышных платьев, париков и
закулисных сплетен. Попробуйте прокатиться на велике по Нижнему парку в
Петергофе – не пустят!
*
Для архитектурной биеннале в Шэньчжэне Мартин Рейн-Кано
сделал проект вместе со своей женой Ребеккой Сондерс, композитором из
Великобритании. Это была стена, китайская, выдающаяся. В Китае же что только не
производят, в том числе и сувенирную продукцию для всего остального мира. В
стену вмонтировали сотни (точнее, две с лишним тысячи) музыкальных шкатулок с
разными мелодиями (если даже мелодия одна, в совокупности все это звучит
несинхронно, хаотично, интересно). И каждый, кто подходит, включает музыку, в
результате получается какофонный коллаж.
*
Для Мартина Рейн-Кано заборы на подавляющем большинстве (на
всех!) стадионах являются главным визуальным раздражителем: они некрасивые,
недокрашенные, недодуманные. Зеленые заборы на швейцарском стадионе – главная гордость
архитектора. На эту решетку и ее покраску с трудом хватило бюджета.
Вспоминается недавний материал «Стрелки» про новехонький стадион в Краснодаре с
очень дорогой колизеевой отделкой.
Спорткомплекс Heerenschürli в Цюрихе, бюро Topotek1, 2010.
*
Поскольку иммиграция для архитектора – это личный опыт, и
его, и нескольких поколений его семьи, он с азартом принял участие в общеевропейском
проекте Superkilen. Парк
Superkilen в Копенгагене создан в районе, где живут мигранты. Женщины в
хиджабах, стихийные рынки, многоязычие на улицах, ларьки и палатки, взгляды
исподлобья, пьяные румыны и в довесок ко всему вокзал. И вдруг среди всего
этого – ярко-розовый настил, рэпперы на сцене, символика всех стран и даже
боксерский ринг для тех, кому срочно нужно выяснить отношения. Впрочем, вся
европейская история – это история выяснения отношений, борьбы за права,
эмансипации и так далее. Больше боксерских рингов и стадионов, потому что с
каждым годом процессы только интенсифицируются.
Superkilen - результат сотрудничества трех фирм: Superflex, BIG и Topotek1.
*
И совсем другое дело – монастырь: вокруг
средневекового монастыря под Вормсом в Германии по проекту бюро Topotek1 сделали странные дорожки в
газоне. Не лэнд-арт, но похоже.
Лоршский монастырь, проект бюро Topotek1, Немецкая премия по ландшафтной архитектуре 1 степени за 2015 год
*
У каждого объекта, будь то площадь, парковка или бассейн,
будет два контекста – физический (климат, рельеф и т. д.) и метафизический (история,
биополе и все такое). В связи с этим и подходы к решению загадки этого
пространства будут разные. Кроме того, всегда нужно помнить и про личный контекст
- бэкграунд архитектора, его личные обстоятельства, что и побудило участвовать
в проекте Superkilen,
например.
*
О двойственности личное-общественное. Если посмотреть на
классический американский поселок с чистенькими коттеджами, может показаться,
что это вполне открытая демократичная среда: смотрите, мол, у нас нет заборов, мы
ничего не прячем, все открыто. Только вот открытость эта условная, лицемерная.
Физической ограды нет, но она существует в голове: вы же никогда не пойдете
топтать газон, вы же помните, что у владельца есть ружье.
То же самое и с общественными пространствами, о которых в
эпоху соцсетей говорить как минимум странно. Ни личного, ни общественного
сейчас нет, все следят за всеми, все относительно. Человек с ноутбуком в парке,
с одной стороны, находится в общественном месте, с другой, его что-то отделяет
от остальных. В 1967 вместо личной электроники
это мог быть телевизор, в 2067 будет что-то еще.
*
Для Мартина Рейн-Кано любимый рассказ Борхеса - это «Книга
песка», история книги без начала и конца. Поэтому когда мы говорим о чем-то,
никогда нельзя быть уверенным до конца. Ясности нет, все меняется. Да, есть
прошлое, есть будущее, но мы живем в потоке событий, в определенном контексте,
и основной вопрос – это как на него реагировать? Ах да, еще «реальность одна из
ипостасей сна», и перевод – это не более чем интерпретация переводчика. Что остается?
Работать «эклектично», в разных вселенных одновременно, пробовать, использовать
несколько разных возможностей, смотреть на мир не двумя, а четырьмя глазами,
как настоящий влюбленный.
Комментариев нет:
Отправить комментарий